ПРОСТИГОСПОДИ
(невыдуманная повесть)
Всем севастопольцам, крымчанам - патриотам единой и неделимой России - посвящаю
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Жанна д'Арк
Она показалась мне очень высокой, выше меня. Приглядевшись, понял: отнюдь. Просто завидно сохранившаяся (при её-то бальзаковском возрасте) совершенно девичья точённая стройность, ноги вызывающе длинные (в телесных колготках как нагишом) и туфли на высоченнейших шпилечках-каблучках невольно как бы тоже устремляли всю её вверх, в высоту. Да самовлюблённо вскинутая над окружавшей толпой голова в ниспадающем водопаде светлых волос, резко очерченное помадой и тенями лицо, чего-то ищущий поверх прочих голов одухотворённый собственной неотразимостью взгляд тоже как бы окрыляли, возносили её. Не говоря уже о наряде - вычурном, ярком, полупрозрачном, словно у экзотической бабочки. И вместе с оторопью от всего этого "блеска и нищеты" залетевшей откуда-то к нам, как казалось, заведомой куртизанки, меня охватило и восхищение, а следом - и зависть. Да, да, именно зависть - к тем, кто всей этой прелестью не только могли любоваться (по случаю, как теперь я), но и сполна, насколько возжаждет душа, обладать.
И хотя очередная встреча севастопольских избирателей с кандидатами в депутаты Верховного Совета Автономной Республики Крым уже завершилась, они продолжали толпиться в огромном зале Дома офицеров Черноморского флота. Среди столпившихся вокруг меня оказалась, откуда ни возьмись, и эта "залётная бабочка". И то, что я невольно пялился на неё, конечно же, многие могли уже и заметить. А это, чёрт побери, было мне ни к чему - мне, самому старшему, уже испытанному и давно признанному предводителю борцов за российский Севастополь и Крым. Именно в этом качестве мои соратники и выдвигали мою кандидатуру - и в крымские президенты, и в депутаты - теперь уже подряд в третий раз. А вовсе не затем, чтобы я развлекался с красотками. И не допустят ни малейшей расхлябонасти, никакого отступничества с моей стороны. Но по тому, как из под наклеенных длиных ресниц красотка поглядывала в мою сторону, как нетерпеливо теребила прядки свисавших волос, как пыталась протиснуться сквозь толпу поближе ко мне,становилось всё более очевидным, что у неё был какой-то взаимный ко мне интерес. А раз так, то какого чёрта наперёд батьки лезть мне. Ей это нужно - вот и выставляется пусть. Ей-то избиратель ничем не грозит...
Наконец-то соратники вокруг меня порассеялись, поразбрелись и, как я и предвидел, красотка сама вплотную подкатила ко мне.
- Жанна, - представилась она. И тут же призналась: - Я давно уже к вам хотела примкнуть. Еще президентом когда вас избирали и раньше, когда на первый срок - в Верховный Совет...
- Так в чём же дело? Что мешало-то? - Не важно, - замялась она, смущённо пожала плечом. - Важно, - пришла.
- Разумеется, лучше позже, чем никогда.
- Вот именно. Но главное, чтобы вас снова избрать. Вот зачем я пришла.
- Не понял...
- Вашим помощником, доверенным лицом хочу стать, - искусительно прожгла меня зелёными своими глазами, вскинула светлой гривой волос.
Люстры в зале предупредительно замигали. И пока задержавшиеся толпились в дверях, в гардеробе, растекались по вестибюлям, последние мои приверженцы порастерялись и на потемневшую вечернюю улицу мы с залетной бабочкой выпорхнули без хвоста, совершенно одни. Дальше шагали вразвалочку, не торопясь. Я только слушал, а щебетала в основном только она:
- Я ведь тоже русская. С Вологодчины я, россиянка до мозга костей. Хохлов загребущих этих терпеть не могу.
Мне был по сердцу этот её антихохлацкий москальский настрой. А тут и бар как раз подвернулся, вот он, перед нами - "Волна".
- Заглянем? - подмигнул задорно я ей, - Жанна д'Арк!
- А почему бы и нет, Александр - предводитель вы наш! - съязвила в ответ и она.
Натанцевались мы с ней тогда, наповгляделись друг другу в глаза, наоткровенничались - (разве только что не наклюкались) - всласть.
Потом сидели на лавочке - у самого Чёрного моря, у самой воды. Волны слегка клокотали у прибрежных камней, под небольшим ветерком. Приморский парк за нашими спинами легонько роптал да постанывал. Жанну это не могло не пугать. Да ещё в безлюдье полночное, в кромешную тьму. И при каждых, особенно подозрительных, шуме, движении, казалось, живых, огромных дерев, она настораживалась, напрягалась и невольно прижималась ко мне. А я не спешил себя заводить. И лишь поглубже, пожёстче начинал поглаживать своей тяжёлой ладонью её, даже сквозь плащик, казалось, совсем ещё девичьи, почти ребячьи талию, спину, плечо. Чтобы затем спозти разгорячённой ладонью почти до самой скамьи и снова наверх. И вдруг, подчинясь какому-то своему заносчиво-драчливому мужскому инстинкту, схватил её неспокойную длиннопалую руку и упрямо потянул под пиджак.
- Потрогай, - приказал коротко я.
Она, было, рванула ладонь - я удержал, направил точно в левый, над сердцем карман пиджака.
- Ой! Откуда это у вас? - подчинившись, пролепетала в испуге она.
- Вот то-то... Сиди, прижимайся ко мне - и не бойся. И близко не подступит никто, - бросил самонадеянно я, вытащил пистолет, щёлкнул раз-другой им и снова сунул в карман. - Стараюсь всегда носить при себе.
- А что, это действительно так необходимо?
- Цеплялись уже. Последний раз двое.
- А кто?
- Ясное дело, подосланные.
- Ну и что? - ждала продолженья она. - Дальше что?
- Дальше... Не убивать же. Сдерживал, стреляя из этого вот пистолета поверх их голов. Покуда не подоспела милиция. Подробно об этом было в газетах.
- Да, да, слышала...
- Главный в тюрягу на пару лет угодил.
От таких разговоров новоявленную соратницу-красотку мою страх ещё пуще пронял. Пришлось уходить.
- На освещённой улице нет-нет ещё и прохожий пройдёт, и промчится машина, даже троллейбус всеми своими огнями сверкнул. Катер - самый последний - и тот ещё успел принять нас на борт. И доставить в дальний край бухты - к моему холостяцкому дому.
Организационно-агитационный или, как теперь называют, пиаровский вклад красавицы-патриотки в моё повторное избрание депутатом крымского парламента вряд ли покрыл те потери, которые я понёс из-за неё среди женской, особенно пожилой и от этого куда ещё более ревнивой и привередливой части до этого всегда так преданных мне избирательниц. Не слишком ли дорогая цена даже за все те радости, какими смогла одарить меня только такая забавная кралечка, какой оказалась Жанна д'Арк. Но при всём при том не явила собой, увы, ничего, что, как это бывает порой, вдруг свалившись нам на голову, переворачивает всю нашу жизнь. Со мной она - нет, такого ничего не сотворила.
Вновь избранные депутаты крымского парламента сразу же заговорили о переходе на полностью профессиональную постоянную форму работы и мы - все сто депутатов на четыре года съехались в столицу Крыма - Симферополь. Постепенно все получили квартиры, люксы гостиничные. А в свои избирательные округа, в свои сёла и города лишь наезжали. Время на это нам отпускалось.
- Можно я буду к тебе приезжать? - попросила Жанна.
- Хочешь, поехали прямо сейчас? - предложил самоотверженно, по-рыцарски я.
- А фармацея, аптека моя? На кого я оставлю?
- Да ничего с ними не станется - с фармацеей твоей. Продержится с неделю, другую и без тебя.
- Так сразу и поехали?
- Да, сразу ...
- Не определившись ни в чём, ничего не решив, - укоризненно сорвалось с её тоненьких выразительных губ.
- А чего тут решать? Если действительно хочешь, найдёшь и возможность, и способ. Всё должно образоваться само.
- Да-а, Сашенька, ты действительно у нас отчаянный какой-то, лихой... Ты же кто у нас? Ты же у нас самый яростный противник режима, бомба ты наша замедленная под оккупантов. А вот обо мне, об отдельном человеке подумать... И вообще... Рассудительности, осторожности в тебе - ни на грош. Такой безответственности я ещё ни в ком не встречала.
- Что, что, что?! - взвился в удивлении я.
- А то... Ты даже тайны партийной и той не в состоянии удержать. В первый же день... В первую ночь... Ты же мне всё, всё, до последнего выложил, - Уставнлась она ядовитым взглядом в меня. - А если бы я была бы не я, а шпионка, доносчица, словом, засланка какая-нибудь. Я невольно расхохотался:
- Да краше, желанней и придумать нельзя! Вот уж засланочка - так уж засланочка! - так и сорвалось у меня с языка. - Побольше, почаще мне бы таких!
Вот это, последнее - тоска не по ней, по другим... Да такое разве можно женщинам говорить? Красавица моя даже не нашлась, что ответить. И пришлось мне немедленно ошибку свою исправлять, гиперболу, артистизму на себя напускать.
- Повторяю, - вместе с голосом картинно возвысил я и указательный палец. - Да пусть хоть десятками подсылают ко мне. Пусть. Кого угодно. Пожалуйста. Хоть мисс Вселенной - вместе всех, разом. Выведывайте, раздевайте меня хоть донага. Узнаете, услышите только одно: Севастополь-Крым-Россия! Лозунг этот наш, клич боевой. Да нашу самую великую тайну: Мы снова будем с Россией!
Об этом всё, всё вопиет: история, право, трезвый расчёт. Взывает о том и Россия. Молча, сердцем пока. Но это только пока. Её ведь как...
Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить.
У ней особенная стать.
В Россию можно только верить.
Я умышленно закончил свой артистически-патриотический монолог любимым стихотворением Жанны д'Арк. И, кажется, мне удалось смягчить нанесённую ей мною обиду. Я даже попросил, чтобы тютчевское четверостишие прочитала за мной и она. Только благодаря ей, выслушав стих не раз и не два, да в её каком-то особенном драматическом исполнении, я однажды сообразил, что в нём, кроме всего прочего, скрывается и угроза возмездия - всему и всем, кто не любит, хулит и готов хоть как-то унизить, извести нашу Россию.
Симферополь, парламент, борьба, новые люди, новые связи развели меня с Жанной д'Арк.
И с тоской вспоминаешь порой то ли о ней - просто русской красавице Жанне, то ли о нашей - одной из многих - севастопольской Жанне д'Арк, и поныне болеющей сердцем за российские Севастополь и Крым.
В БОЙ ИДУТ СТАРИКИ
12 мая 1994 года открылась первая сессия Верховного Совета Автономной Республики Крым - первого созыва. (Предыдущий Верховный Совет был всего лишь преобразованным Облсоветом и в счёт не шёл). И открывал сессию я - по той простой причине, что по закону во всех вновь избранных Советах делает это самый старший из депутатов.
И никто из коллег раньше меня не появился на свет.
Центризберком, руководство завершавшего свою работу парламента, его аппарата, конечно же знали, кому предоставляют самую высокую трибуну Республики, да ещё в столь исключительный торжественный день,
ведали, что за козла запускают в свой ухоженный, тщательно оберегаемый от сорняков и потрав огород. Но закон есть закон - и меня стали готовить к первой роли старейшины - открывать сессию - недели за две до неё. Даже состряпали целый сценарий. И чтобы я не позволил себе никакой отсебятины, строго расписали, что за чем следует, какие при этом слова должен я говорить, а какие не я, а другие, и откуда - с места ли, прямо из зала (перед каждым депутатом свой микрофон) или взойдя на трибуну. Словом, всё предусмотрели бдительные аппаратчики, чуть ли ни каждое слово, жест, интонацию. До той самой минуты, покуда не будет избран председатель Верховного Совета. Вот тогда уже он возьмёт в свои руки бразды управления, а моему одноразовому краткосрочному полномочию наступит конец.
Усевшись, как и положено, в председательское кресло - за огромным, во всю сцену, дубовым столом - с дисплеями, телефонами, пультами связи, я, укрощая, волнение, беря себя в руки, обвёл изучающим взглядом притихнувший зал. Придвинул к себе микрофон.
Не десятки, даже не сотни, а, может, тысячи раз выступал я с депутатских трибун трёх парламентов, да и на улицах, на площадях. И приучил себя принципиально не пользоваться никакими шпаргалками. На открытых массовых форумах говорить надо только лишь то, что говорится по памяти, что вытекает одно из другого, рвётся из сердца само. Чтение по бумажке для оратора, тем более уличного - смерть, как и неумение говорить коротко, страстно, взывающе.
Сценарий я знал наизусть, но и не думал им пользоваться. Не собирался и его нарушать. И, как и требовалось, с кресла, но своими словами поприветствовал зал, поздравил собравшихся с началом работы парламента и предоставил слово председателю центризберкома.
Пока он сообщал о признании полномочий всех до единого вновь избранных депутатов, и они тут же сами за это дружно и проголосовали, какая-то точечка моего мозга всё время пыталась сообразить, какой же выбрать момент, чтобы выполнить то, что я втайне задумал. А сам уже, направляемый всё тем же сценарием, приступил к самому главному: к избранию председателя Верховного Совета Автономной Республики Крым. Тут-то и осенило меня: а почему бы эти два дела - избрание председателя и задуманное мною, не совместить? Я же не о себе хлопочу, и не себя же в председатели предлагать собираюсь. И в мыслях ничего подобного нет. Президентом стать... Да... Ещё совсем недавно было такое стремление, некий настойчивый внутренний зов: рвёшься в Россию, всех крымчан, Крым, Севастополь добиваешься России вернуть... Вот и давай, являй всему миру личный пример, бери всю высшую власть в свои руки, всю ответственность на себя, разворачивай взбунтовавшийся крымский корабль на бурю, на шторм, на самую крутую волну.
А председательствовать в парламенте, принимать постановления, нормы, законы только ещё больше опутывающие нас - русских, россиян - липкой паутиной "незалежности и самостийности", - нет, не по мне. Это не то, ради чего я ввязался в борьбу. Крым, Севастополь - вот что мне подавай. Не выйдет по-доброму - любой ценой надо их возвращать. За Родину, за каждую пядь священной земли наши предки только так и стояли. И мы должны так же стоять. Вот это в сердце я и вынашивал, это и собирался сказать, - в первый же день, в первый же час, лишь только начнётся работа парламента. Нужный тон им надо было сразу задать. Другой никто такого не скажет. И так не скажет, как свойственно, как дано сказать только мне. Я это чётко осознавал, больше того - уверенно знал. Да и трибуны никто им не даст. Это же надо, именно мне - такому как есть - бог преподнёс такую возможность.
И, поднявшись с кресла, неожиданно для сценаристов направился прямо к трибуне.
"Зачем? - поднялось во мне как только шагнул. - Больше всех нужно? Да, больше всех! - тут же ещё сильнее так и подтолкнуло вперёд. - И вовсе не отчаяние, не лихость это, не безрассудство, как от обиды Жанна бросила мне. Долг это мой. Долг! Для того севастопольцы меня и избрали, для того и послали сюда, чтобы наш голос с трибуны звучал, к бою всех нас призывал. Чтобы всем было ясно: цели наши всё те же, мы не отступим от них, кровь из носу, а добьёмся победы". И ещё решительней, даже как-то по-молодому, легко взлетел по ступенькам трибуны.
Конечно, я не запомнил всех важных слов, сказанных мною тогда. Да это для меня не так уж и первостатейно. Цель того, что я пишу - не буквальная, фотографическая точность, а суть события, его атмосфера, особенности участвовавших в нём людей. А уж этого-то я никак не мог позабыть. Слишком остро, занозой вонзилось в душу всё тогда пережитое мной.
- Сто дней уже, даже больше, как президентом в Крыму Юрий Мешков - наш, русский, проверенный в борьбе патриот. Теперь надо, чтобы русский патриот возглавил в Крыму и парламент. Вот тогда мы надёжно составим и наше, наскрозь русское патриотическое правительство, - не унимался я, вцепившись своими руками-клешнями в поручни трибуны. - На ключевые посты назначим наших - русских патриотов-министров, прежде всего, конечно, силовиков. И пусть вся эта наша русская властная троица - правительство, парламент и президент всё сделают, чтобы вернуть полуостров, русских, всех россиян, живущих на нём, Родине нашей - России. ЕБН - этот предатель, главный убийца-расстрельщик Белого Дома, сионисты, захватившие Кремль, всеми силами, всем кагалом воспротивятся этому. За нас зато встанут все регионы, вся подлинно русская Русь, верные ей моряки-черноморцы. Словом, если потребуется, вместе все встретим оуно-бандеро-руховских оккупантов так же, как встретили грузинских и молдавско-румынских захватчиков Абхазия и Приднестровье, их предводители - Смирнов и Ардзинба. Мешкову есть пример с кого брать!
Выступая, я по опыту всё вокруг подмечал, особенно в зале перед собой. Видел, как в первом служебном ряду тревожно задвигались в креслах, заволновались мои сценаристы. Да и не только они. И не только в служебном ряду. Посреди второго ряда (сохранив за собой это место с предыдущего депутатского созыва - ещё с преобразованного в парламент облисполкома) непроницаемо, внешне никак не реагируя на моё заявление, слушал его вместе с другими и лидер крымских коммунистов Леонид Грач. Я особенно держал его на прицеле - этого самого-самого главного на полуострове "миротворца", миротворца любой, даже самой унизительной, не приемлемой для нас - русских - ценой: отказа от Родины, от русской духовности, от родного языка. Оставаясь по-прежнему так называемым интернационалистом, а на деле украинским национал-коммунистом, он слова не сказал и не скажет в поддержку воссоединения Севастополя, Крыма с Россией, не говоря уже о том, чтобы бороться за это открыто, решительно, круто. И это тоже наполняло меня, всех моих единомышленников, соратников духом упорного сопротивления. К нему-то я убеждённо, страстно и призывал.
- Итак, - завершил я своё внесценарное вторжение в сессию горячим призывом, - председателем Верховного Совета Автономной Республики Крым мы сейчас изберём, обязаны просто избрать общего кандидата от "Русского блока", от всех русских патриотических сил, заместителя Юрия Мешкова по партии, по РДК - Сергея Цекова. На нашей стороне чуть ли не две трети всех парламентских голосов. И, не тратя попусту времени, дружно проголосовав, мы тут же, теперь же будем иметь не только своего - русского - президента, патриота России, но и своего - русского - предводителя парламента Крыма.
И, как и требовал всё тот же сценарий, требовала повестка дня сессии, все вместе мы - старейшина, избранные специально для этого сессионные органы, депутаты - своим голосованием в зале привели к верховной власти в Крымском парламенте Сергея Цекова. И он, стоя рядом со своим соратником, другом - президентом Крыма Юрием Мешковым, чуть ли не обнявшись, озирая с достоинством, уверенно зал, казалось, открывал новую страничку в русском общественно-политическом движении Крыма, в самой истории Крыма, а может быть даже и всей нарождавшейся новой России.
Ни о чём, ни в одной сфере, даже в привычной повседневной жизни, в быту (не говоря уже о вещах куда более сложных - общественных, государственных, философских) человек не в состоянии составить полное, законченное представление сразу же, с ходу, в один приём так сказать. Оно дается ему лишь постепенно, шаг за шагом - по мере постижения всё новых и новых граней того, что он стремится понять. Такова, увы, несовершенная природа человеческого механизма познания - познания всего, что окружает его, что происходит внутри него самого.
Мне потребовался чуть ли не весь первый парламентский срок, чтобы, сталкиваясь со всё новыми и новыми фактами, делая вывод за выводом, словом, заблуждаясь и прозревая, наконец, осознать, что депутатская деятельность - это в основном рутинная, пустозвонная, популистская возня, почти ничего не меняющая в нашей уродливой, несправедливой действительности. А я со товарищи, вообще все русские патриоты - ненавистники затянувшейся и всё более оборзевающей оуно-бандеро-руховской оккупации Севастополя, Крыма - так и рвались, и доныне (вот уже более десяти лет!) так и рвемся к самым решительным крутым переменам. Вместо расколотых великой страны и великого народа нам единую и неделимую Русь, воссоединенный великий русский народ подавай. Вот что нам, мне, каждому русскому нужно прежде всего. А уж затем, на этой незыблемой базе, и все остальное. И прежде всего, конечно, вместо засилья ограбивших нас, еврейских в основном, прихватизаторов хотя бы былую, мало-мальски уравнительную справедливость и коллективный сознательный труд на себя, на народ, на страну. Словом, подлинная народная власть нам нужна, установленные ею во всем и повсюду государственный интерес и порядок. И начинать давно уже было пора именно нам - севастопольцам, Севастополю. Чтобы в конечном итоге не только его, но вернуть России и всё остальное, что незаконно присвоили и Украина, и Казахстан, и Прибалтика, и прочие так называемые независимые ныне государства.
Вот этим я - депутат, старейшина Верховного Совета Автономной Республики Крым нового созыва - и поклялся теперь заниматься. И ничем больше другим. Ничем! Только этим!
И плевать мне на то, что формально это выходит за рамки депутатских прерогатив, регламента и целей парламента, а главное перечёркивает некоторые конституционные статьи незалежной и самостийной.
Повторяю: мне на это на всё наплевать - дерзко, открыто, демонстративно. Так же, как создатели Конституции Украины, принимая её, нагло наплевали на факты истории, на внутригосударственные и международные право и договоры, на саму естественную потребность, стремление всякого русского, россиянина свободно жить не под пятой оуно-бандеро-руховской (как и всякой иной) оккупации, не разбросанными по всему белу свету, не в отрыве от Родины, а со своим многострадальным, прославленным, великим русским народом - в единой и неделимой России.
И мне, вот такому, с клятвой такой, с такими вот целями, из всех постоянных депутатских комиссий более всего подходила комиссия по государственному строительству, законодательству, законности и правопорядку, и неё-то я и вошёл.
Экс-депутат севастопольского Городского и
Крымского Верховного Совета (двух созывов),
председатель (старейшина) Российского народного вече Севастополя
Круглов Александр Георгиевич
Первую часть невыдуманной повести ПРОСТИГОСПОДИ можно приобрести на Посту правды и протеста у входа на Приморский бульвар по субботам и воскресеньям с утра до 13 час.
|